Неточные совпадения
Туробоев присел ко крыльцу церковно-приходской школы, только что выстроенной, еще без рам в окнах. На ступенях крыльца копошилась, кричала и плакала куча детей, двух — и трехлеток, управляла этой
живой кучей грязненьких, золотушных тел сероглазая, горбатенькая девочка-подросток, управляла, негромко покрикивая, действуя руками и ногами. На верхней ступени, широко расставив синие ноги в огромных узлах вен, дышала со свистом слепая старуха, с багровым, раздутым лицом.
Ребенку было три года, когда мать ее заболела и умерла. Бабка-скотница тяготилась внучкой, и тогда старые барышни взяли
девочку к себе. Черноглазая
девочка вышла необыкновенно
живая и миленькая, и старые барышни утешались ею.
— Да-с, вступаю в законный брак, — ответил он застенчиво. Я удивлялся героической отваге женщины, решающейся идти за этого доброго, но уж чересчур некрасивого человека. Но когда, через две-три недели, я увидел у него в доме
девочку лет восьмнадцати, не то чтоб красивую, но смазливенькую и с
живыми глазками, тогда я стал смотреть на него как на героя.
Начиналось то, чего я боялся: образ
девочки в сером постепенно бледнел. Мне было как-то жгуче жаль его, порой это было похоже на угрызения совести, как будто я забываю
живого друга, чего-то от меня ожидающего. Но дни шли за днями, — образ все больше расплывался в новых впечатлениях, удалялся, исчезал…
Между тем передо мною мелькали
живые фигуры моих сверстниц, и я уже делал различие между знакомыми мальчиками и
девочками.
С Никитичем действительно торопливо семенила ножками маленькая
девочка с большими серыми глазами и серьезным не по летам личиком. Когда она уставала, Никитич вскидывал ее на одну руку и шел с своею
живою ношей как ни в чем не бывало. Эта Оленка очень заинтересовала Нюрочку, и
девочка долго оглядывалась назад, пока Никитич не остался за поворотом дороги.
Но Раиса Павловна грубо и почти цинически отталкивала от себя эти доверчиво тянувшиеся к ней детские руки: она ненавидела эту
девочку, которая для нее являлась всегда
живым укором.
А
живое всё-таки вторгалось к нему, и странны были образы
живого: однажды, после спевки, вошла
девочка Люба Матушкина в длинном не по росту платье, в стоптанных башмаках, кудрявая, похожая на куклу.
Между сестрами завязалась
живая переписка: Аня заочно пристрастилась к Дорушке; та ей взаимно, из своей степной глуши, платила самой горячей любовью. Преобладающим стремлением
девочек стало страстное желание увидаться друг с другом. Княгиня и слышать не хотела о том, чтобы отпустить шестнадцатилетнюю Аню из Парижа в какую-то глухую степную деревню.
Графу казалось, что теперь он имел право считать княгиню сильно склонною к самым
живым в его пользу чувствам. Как человек солидный, имевший дело не с
девочкою, а с женщиною, которой было под сорок, он не торопил ее более ясными признаниями: он был уверен, что все это непременно придет в свое время, когда княгиня поустроится с дочерью.
Лидия. Да разве я не
живой человек, разве я не женщина! Зачем же я выходила замуж? Мне нечего стыдиться моей любви к тебе! Я не
девочка, мне двадцать четыре года… Не знаю, как для других, а для меня муж все, — понимаешь, все. Я и так долго дичилась тебя, но вижу, что это совершенно напрасно.
Грозы уж он не боится и природы не любит, бога у него нет, все доверчивые
девочки, каких он знал когда-либо, уже сгублены им и его сверстниками, в родном саду он за всю свою жизнь не посадил ни одного деревца и не вырастил ни одной травки, а живя среди
живых, не спас ни одной мухи, а только разрушал, губил и лгал, лгал…
Очень давно когда-то всего на несколько минут я встретил одно весьма жалкое существо, которое потом беспрестанно мне припоминалось в течение всей моей жизни и теперь как
живое стоит перед моими глазами: это была слабая, изнеможенная и посиневшая от мокроты и стужи
девочка на высоких ходулях.
Мы с
девочкой Кларой двое оставались сторонними зрителями этой сцены, и на нас никто не обращал ровно никакого внимания. Маню обнимали, целовали, ощупывали ее платьице, волосы, трогали ее за ручки, за шейку, ласково трепали по щечкам и вообще как бы старались удостовериться, не сон ли все это? не привидение ли? действительно ли это она,
живая Маня, с своей маленькой и слабою плотью?
Но что же! он ее увидел 6 лет спустя… увы! она сделалась дюжей толстой бабою, он видел, как она колотила слюнявых ребят, мела избу, бранила пьяного мужа самыми отвратительными речами… очарование разлетелось как дым; настоящее отравило прелесть минувшего, с этих пор он не мог вообразить Анюту, иначе как рядом с этой отвратительной женщиной, он должен был изгладить из своей памяти как умершую эту
живую, черноглазую, чернобровую
девочку… и принес эту жертву своему самолюбию, почти безо всякого сожаления.
В это мгновение вошла в комнату
девочка лет восьми, причесанная по-китайски, с очень острым и
живым личиком, с большими темно-серыми глазами. Увидев меня, она тотчас отставила свою маленькую ножку, проворно присела и подошла к Софье Николаевне.
Не помню, в который раз, но мне казалось, что я попал в детскую в первый раз и в первый раз увидел, что моя
девочка сидит вот с этой самой куклой на руках, улыбается и что то наговаривает ей бессвязное и любовное, как
живому человеку.
И в то же время размышления ее не были холодны, с ними сливалась вся душа ее, потому что дело шло о людях слишком близких, слишком дорогих для нее, об отношениях, с которыми связаны были самые святые чувства, самые
живые интересы
девочки.
И у таких-то родителей, в такой жизни хочет развиться
живая, пытливая натура
девочки, их дочери!
Глуховцев. Оставь, Оль-Оль! Только бы до завтра как-нибудь протерпеть, а завтра мы все устроим. Бедная ты моя
девочка, — ну и мать же у тебя! Но как же ты это допустила? Как можно вообще допустить, чтобы тебя,
живого человека, продавали, как ветошку?
Падая, тряпка развернулась, и в глазах Лёньки промелькнул голубой с цветами платок, тотчас заслонённый образом маленькой плачущей
девочки. Она встала перед ним, как
живая, закрыв собой казака, деда и всё окружающее… Звуки её рыданий снова ясно раздались в ушах Лёньки, и ему показалось, что перед ним на землю падают светлые капельки слёз.
Впившись глазами в отверстие плахи, стоит возле них по-праздничному разодетая, венком из цветов увенчанная, перворожденная своей матерью, девочка-подросток с сухой лучиной в высоко поднятой руке [Непременное условие при добываньи «
живого огня», чтоб его приняла перворожденная, непорочная девица.
Немощная
девочка удивилась, потому что во всем их конце деревни давно уже ни ноги овечьей в
живых не осталось, и ягненку взяться было неоткуда. Уцелело же несколько овец только у двух «богатеев», но это было в дворах на противоположном конце деревни. Оттуда сюда забежать ягненку было далеко, да и незачем.
И Павла Артемьевна «знакомилась…». Своим ястребиным оком она следила неустанно за каждой «стрижкой», преследуя детей всюду, где только могла. Как это ни странно, но доставалось от Павлы Артемьевны больше всего или чересчур тихим, или не в меру бойким
девочкам. Одобряла же она сонных, апатичных воспитанниц да хороших рукодельниц. Не любила
живых и веселых вроде Они Лихаревой и Любы Орешкиной. Не выносила тихонькую Дуню и болезненную, слабенькую Олю Чуркову.
Теперь слова лились фонтаном изо рта побледневшей не менее Дуни Дорушки.
Девочка тряслась, как в лихорадке, стоя между надзирательницей и вконец уничтоженной маленькой подругой. Она молитвенно складывала ручонки, протягивая их к Павле Артемьевне, а большие, обычно
живые карие глазки Дорушки без слов добавляли мольбу.
Девочка лет девяти, с
живыми, бойкими карими глазами и вздернутым носиком поспешила исполнить приказание горбуньи. Она взяла со стола кусок белого коленкора, разорвала его на две ровные части и, приложив одну часть к другой, придвинула работу близко к лицу Дуни, показывая, как надо сшивать края.
На добродушном старом лице Фаины Михайловны застыло недоумевающее испуганное выражение. Она любила всех приютских воспитанниц, а эту
живую, чернокудрую
девочку, такую непосредственную, исключительную и оригинальную, такую яркую в ее индивидуальности, эту полюбила она больше остальных.
Крепко стиснув зубы, нахмурив брови и блестя загоревшимися глазами,
девочка с ненавистью перевела глаза на небрежно брошенную вышивку Палани, и самый образ Палани, насмешливый и торжествующий, как
живой встал в ее воображении.
Одетая в нарядное «домашнее» платьице Наташа казалась старше и красивее. Нелепо выстриженную головку прикрывал бархатный берет. Черные глаза сверкали оживлением. Яркий румянец не сходил с пылающих щек
девочки. Это была прежняя Наташа,
живая, беззаботная птичка, почуявшая «волю», довольство и прежнюю богатую, радостную жизнь, по которым бессознательно тосковала ее маленькая душа. Дуня, едва удерживая слезы, стояла перед нею.
Наконец, последняя, Валя Лер, была
живая, маленькая
девочка, немного выше Крошки, с прелестным личиком саксонской куколки и удивительно метким язычком, которого побаивались в классе.
Я попробовала последовать ее примеру и не могла. Мама, Вася, няня — все они, мои дорогие, стояли как
живые передо мной. Ясно слышались мне прощальные напутствия моей мамули, звонкий, ребяческий голосок Васи, просивший: «Не уезжай, Люда», — и мне стало так тяжело и больно в этом чужом мне, мрачном дортуаре, между чужими для меня
девочками, что я зарылась в подушку головой и беззвучно зарыдала.
Тася солгала, сказав, что она не боится. М-llе Фифи, свернувшаяся клубочком у её ног, наводила на
девочку нестерпимый ужас. Но пример Андрюши, его самопожертвование задели ее за
живое, и она хотела отплатить тем же доброму мальчику.
Милку привезла в пансион Карлуша, и прелестная кошечка составляла радость и гордость горбатой
девочки. Не было худшей обиды для Карлуши, как обидеть её любимицу. Милку подарил Карлуше её отец, который вскоре после этого умер и немудрено поэтому, что маленькая горбунья всем своим сердцем привязалась к его
живому подарку. Милка спала в дортуаре в постели
девочки, ела из одной тарелки с ней и бросалась со всех ног навстречу Карлуше.
Леночка по-прежнему неподвижно лежала на маминой постели, бледная и осунувшаяся, похожая скорее на какой-то хрупкий нежный цветок, чем на
живую маленькую
девочку.
Захотелось возобновить в памяти цвет неба и океана, высоту волн и свое тогдашнее настроение, но это не удалось ему; девочки-англичанки промелькнули в воображении, как
живые, всё же остальное смешалось, беспорядочно расплылось…
А из груди батюшки уже лилось плавное, складное повествование о том, как завистливые братья продали в рабство кроткого и прекрасного юношу Иосифа. И все эти
девочки, бледные и розовые, худенькие и толстенькие, злые и добрые — все с
живым, захватывающим вниманием вперили в рассказывающего батюшку горевшие любопытством глазки.
С удивлением вспоминаю я этот год моей жизни. Он весь заполнен образом прелестной синеглазой
девочки с каштановыми волосами. Образ этот постоянно стоял перед моими глазами, освещал душу непрерывною радостью. Но с подлинною,
живою Машею я совсем раззнакомился. При встречах мы церемонно раскланивались, церемонно разговаривали, она то и дело задирала меня, смотрела с насмешкой.
Чуть
живая мчусь я дальше в обществе притихших товарищей. Въезжаем в широкую улицу с двумя рядами дач, оцепленных зеленью палисадников. У одной из них играет шарманка.
Девочка с птичками раздает «счастье» желающим при посредстве черного дрозда, который выклевывает билетики длинным носом из ящика клетки. Вокруг толпятся дети. Две
девочки, лет восьми и десяти, держат за руку третью, кудрявую, как кукла, в розовом платье.
Кроткий слепой ребенок пробудил в душе доброго толстяка самое
живое сострадание, и под впечатлением этого чувства он написал письмо своему бывшему воспитаннику, который уже около семи лет изучал за границей медицину: подробно изложив всю историю слепоты несчастной
девочки, он спрашивал совета у князя Виталия, к какому врачу обратиться для серьезного пользования малютки и кто из них может вернуть ей зрение.
В ту самую минуту, когда Бобка, поглядев на
девочку с барашком, изображенную на портрете, раздумывал о сходстве
девочки на картинке с
живой девочкой-феей, встреченной им в лесу, произошло нечто совсем уже неожиданное для него, Бобки…
Когда же майорская дочка покоилась на своем седалище, при ней находилась неотлучно на полу
живая машинка, лет десяти
девочка, беспрерывным трением возбуждавшая в них обращение крови.
— Очень приятно, очень приятно, — протягивая ей свою пухлую руку, проговорила Екатерина Андреевна Сокольская. — Наконец-то вы приехали. A то
девочки мои совсем от рук отбились без надзора. Ведь два месяца прошло как от нас уехала Розалия Павловна, a вы сами знаете, как бездействие вредно отзывается на
живых и непосредственных натурах.
Девочка эта за
живую физиономию, умные ответы и особенную расторопность чрезвычайно полюбилась твоему деду.
Сердобольный Семен Иоаникиевич, конечно, принес в дом свою
живую находку и сдал
девочку Антиповне, которая отогрела ее, обмыла и одела в белье и платьице своей питомицы Ксюшеньки, из которого она уже выросла.
От первой же жены было две дочери: старшая, Ванда, величавая красавица, знавшая цену своей красоте и скучавшая в деревне, и меньшая, Альбина, любимица отца,
живая, костлявая
девочка, с вьющимися белокурыми волосами и широко, как у отца, расставленными большими блестящими голубыми глазами.
Он вспоминал ее, какою она была, когда ей было восемь, девять лет: умненькая, все понимающая,
живая, быстрая, грациозная
девочка с черными блестящими глазами и распущенными русыми волосами на костлявой своей спинке.
Когда она ехала сюда, в далекий, но неудержимо влекущий ее Питер, ей, дикой провинциалке, гимназия представлялась чем-то вроде большой, тесной и дружной семьи, девочки-сестры, девочки-подруги, близкие души, связанные друг с другом общими,
живыми интересами…
Шел он — близко ли, далеко ли — и пришел на другой вечер в село, где надеялся увидать свою родственницу и где узнал, что ни ее самой, ни ее мужа в
живых нет, а что остались после них две
девочки...
Шел он — близко ли, далеко ли, и пришел на другой вечер в село, где надеялся увидать свою родственницу и где узнал, что ни ее самой, ни ее мужа в
живых нет, а что остались после них две
девочки, Глаша лет пяти, да Нилочка — по второму году; но и их, этих сирот, нету в наличности, и их забрала к себе на воспитание слепая нищая, Пустыриха.